Сакраментальный вопрос - с чего начать? Особенно для такого "привередливого" читателя как Ева Адлер. Сложность, наверное, заключается в том, что для меня решение представляется очевидным. Трудно излагать очевидные вещи, всегда есть опасность упустить нечто достаточно важное, если не основное. Мне представляется, что в общем виде проблему "начала философии" достаточно понятно объяснил Гегель. Для него "у кольца начала нет и нет конца". Поскольку философия для Гегеля круг, то и "начинать" ее можно откуда угодно, и "начало" имеет место там, откуда начать сейчас представляется наиболее удобным. "Все возвращается на круги своя", и, в конечном итоге, "начало" растворится в бесконечном коловращении, в бесконечном движении истины в-себе-и-для-себя. Но Гегель говорил о философии, которая имела для него высший статус. Это для него было очевидным, и он ориентировался на эту высшую для него форму знания, а поэтому и умолчал о некоторых вещах, которые могут вызвать и вызывают целую серию вопросов.
    Что считать "первым"? Что считать "безусловным"? На что опереться? Что можно считать "прочной основой" мышления? Какие необходимы предположения, чтобы начать движение к истине? И "где начало того конца, которым оканчивается начало"? Как наши "произвольные" предположения могут обрести статус достоверных истин? Мне представляется, что ответы на все эти и массу подобных вопросов зависят от того, ЧТО мы собираемся, собственно начать. О чем идет речь? Об этом мне и хотелось поговорить. Но, предварительно, еще несколько замечаний. Необходимо иметь в виду, что те картинки, которые я буду рисовать в дальнейшем, базируются на некоторых допущениях. Я не буду сейчас эти допущения обосновывать никоим образом, но прошу учесть, что отвержение этих допущений портит все картинки напрочь, т.е. без этих допущений они не имеют никакого смысла. Дальше можно просто не читать. В конце, надеюсь, я вернусь к проблеме "предварительных допущений".

    Итак.
    1. Мир есть.
    2. Мир есть не хаос, но космос.
    3. Мир познаваем.
    4. Мышление есть деятельность.

    Три первых допущения обосновывают существование науки, как я ее нахально определил в "Науке и философии". Если не принять эти допущения (пока) как "непосредственную данность", нет смысла говорить о науке. Я имею в виду именно упомянутое определение науки. Если Вы хотите использовать другое, ради бога, но тогда это будет разговор о другом. Четвертое допущение фиксирует тот момент, что не существует (по крайней мере, в данном контексте, здесь и сейчас) "непосредственного" знания, "предзаданного", "безусловного", "изначального" и т.п. знания. Попросту говоря, "без труда не вытащишь рыбку из пруда", и наука как раз и занята такого рода "рыбалкой". Фактически наука пытается ловить рыбу в мутной воде на пустой крючок. Самое удивительное то, что ей это иногда удается.

Структура науки.

    Поскольку наука есть СИСТЕМА, она с неизбежностью имеет некую СТРУКТУРУ. Думаю, мне позволительно будет здесь игнорировать историю вопроса о структуре науки и выяснение приоритетов и авторских прав, Вы уже знаете, как я ко всему этому отношусь. Наиболее близко, как мне кажется, к сути вопроса подобрался уже небезызвестный Вам А.А. Любищев. К сожалению, я не помню сейчас, где он об этом говорил, поэтому все дальнейшее изложение будет базироваться больше на его идее, чем на его текстах. Но здесь, как и в истории с Протасовым, я несу полную ответственность за все сказанное.
    Издавна существует большой соблазн просто разделить науку на две составляющие - на факты и теории. Но самое простое решение не всегда самое верное. Разделение "содержимого" науки на факты и теории мне не нравится. В "фактах" слишком много неопределенности, пока нет "теории". Что есть "факт"? Что есть "теория"? Столько смыслов, что разобраться в них нет ни какой возможности. Что есть "факт" в археологии, а что в ядерной физике? А в теоретической физике, в молекулярной биологии? А математика вообще рискует остаться в "бедных родственниках" и обходиться одной только теорией. Факты существуют только в рамках теории, которая их описывает, и за пределами этой теории они не имеют ровным счетом никакого смысла.
    Разделение на этой основе наук на "теоретические" и "экспериментальные" кажется насколько надуманным. Следовало бы говорить тогда о науках "теоретических" и "фактических". А откуда взялись науки "гуманитарные"? Они "теоретические" или "фактические"? А кроме всего прочего существуют науки "естественные" и, как показывает опыт, масса "наук" противоестественных (я имею в виду всякий мистический и полу мистический бред, который зачем-то старательно рядится в академическую мантию).
Мне не нравится такое распространенное разделение науки по ее "предметам и методам". Подобное разделение вносит слишком много путаницы и, вообще говоря, не проясняет суть вопроса. Оно еще может иметь какой-то смысл с точки зрения социальной составляющей науки, ее организационных форм (отделения академий, университетов, взаимодействие с правительством и промышленностью), а в остальном такое разделение представляется мне неудовлетворительным.
    Мне кажется, что в структуре науки явно просматриваются три слоя, три уровня. Эти уровни не изолированы друг от друга. Кое-где они перекрываются, почти сливаются друг с другом. По крайней мере, между ними существуют каналы, позволяющие сообщаться этим слоям, что позволяет говорить о едином здании науки.
    Первый, базовый слой или уровень науки можно определить как "простой агрегат сведений" (Гегель). Это то, что обычно несколько презрительно называют "описательной" наукой. Сведения это не факты, если понимать "факты" как строительный материал конкретной "теории", это просто накопленные сведения. Что можно потребовать от агрегата сведений? Соответствия реальности или достоверности. Пока ничего другого. Даже "непротиворечивости" сведений требовать нельзя, ибо идея или концепция непротиворечивости еще не может быть сформулирована. Только простое честное "достоверное" описание. На этом уровне только начинает вырабатываться специфический язык описания данной области. Еще сама эта область не ограничена, не определена. Сама идея "реальности" для данного уровня пока остается внешней. Попытки как-то ограничить область описания и элиминировать "противоречивые" сведения могут иметь плачевные последствия. На этом уровне ВСЕ сведения - "факты", если они не противоречат здравому смыслу и не являются прямой фальсификацией. Это уровень полного разгула "субъективизма" исследователя. Это уровень господства авторитета. Либо я "верю" тому, что говорят мои предшественники, и продолжаю добавлять в общую копилку сведений и свои аналогичные сведения, либо "не верю", и тогда "перепроверяю", насколько это возможно, их сведения, и тоже добавляю свои сведения в ту же общую копилку сведений.
    Хороший пример подобного уровня науки, знакомство с которым недавно доставило мне удовольствие, это "теория пустот" Михаила Эпштейна. Из дальнейшего Вам станет понятно, почему я не склонен эту вещь называть "теорией". Точнее было бы назвать ее "Введение в пустотоведение", но законы жанра диктуют свои условия, и, в данном случае, автору виднее.
    В таком виде наука может существовать годами и столетиями. Я не вижу в этом ничего предосудительного. Но рано или поздно, по тем или иным причинам, в науке начинают появляться идеи или концепции, пытающиеся связать накопленные сведения в некую единую, простую и понятную структуру. Возникает УЧЕНИЕ или доктрина. Основная задача учения - объяснить всю совокупность накопленных сведений. Отсюда все недостатки и достоинства учений. Во-первых, стремление ОБЪЯСНИТЬ, понять "почему", найти "начала" в Аристотелевском смысле. Благое желание, против него ничего нельзя возразить, но и требовать большего от учения нельзя. Для иного оно и не предназначено. Во-вторых, стремление учения объяснить ВСЮ совокупность сведений. Отсюда и кажущееся иногда излишним стремление к безудержной экспансии, к расширению области своего применения. Отсюда же и неизбежное при такой экспансии стремление "не заметить", "замолчать", "забыть" о сведениях, которые не укладываются в прокрустово ложе неизбежно ограниченного основного принципа учения. Это, зачастую, вызывает справедливые нарекания критиков учения (чем очень профессионально занимался, например, А.А.), но это вещь неизбежная и, более того, необходимая на данном уровне науки. Учение делает две очень важных вещи:
    1) нащупывает свои границы и
    2) формирует набор фактов для будущей теории.
    "Открытость границ" учения и стремление к экспансии имеют еще одно важное следствие. Они позволяет "мигрировать" концепциям из одного учения в другое. Пока не берусь утверждать, что всегда, но вполне определенно можно сказать, что достаточно часто, основная концепция или основной принцип (принципы) учения не возникают из анализа сведений, а переходят из одной области в другую. Например, известно, что бы там не говорили современные правоверные дарвинисты, основой принципа борьбы за существования явился принцип мальтузианства. Несмотря на свою декларированную нетерпимость к чужим принципам, учения, особенно в момент возникновения, необычайно восприимчивы к "внешним влияниям". И без этой готовности воспринять "чужую идею", наука не была бы столь динамичной, боюсь, вообще, "не была бы".
    От учения, можно ожидать "объяснения" некоторой совокупности сведений, формирования способов описания (языка) данной совокупности сведений и, таким образом, области применения данного языка. От учения можно уже потребовать "непротиворечивости" (в более широком смысле - "логичности") описываемых ("объясняемых") сведений по отношению друг к другу и по отношению к основному принципу (принципам) учения. От этих сведений можно уже требовать полной достоверности, ибо в учении уже намечаются границы "реальности", с которой имеет дело данное учение. Таким образом, из "сведений" в рамках учения (и только в этих рамках!) происходит зарождение и формирование фактов (уже "настоящих" фактов) для последующей теории. От учения можно потребовать формулировки его основных принципов (не доказательства их истинности, а только формулировки!), и, это уже по возможности, осознания "неявных предпосылок", лежащих в основе применяемых учением способов осмысления реальности.
    И вот из такого учения рождается ТЕОРИЯ, третий слой, третий уровень, третий этаж научного знания. Теория не связывается с тривиальным "объяснением". Слишком уж большая в этом (в попытках "объяснить") субъективная компонента, а наука стремится к объективности. Для теории интересней знать "как", а не "почему". Теория стремится предоставить наиболее полное, точное и экономное описание той части реальности, которая охватывается границами допустимости данной теории. Причем такое описание, которое позволяет прогнозировать состояние описываемой реальности с определенной самой же теорией степенью точности.
    В отличие от учения, теория всегда знает:
    1) границы собственной применимости,
    2) степень обоснованности собственных утверждений,
    3) степень точности собственных предсказаний.
    Как это достигается? В процессе "созревания" учения и при превращении его в теорию явным образом формулируются начальные допущения, анализируется их необходимость и достаточность, таким образом, отбрасываются явные и неявные предположения, которые могут быть введены и обоснованы в рамках самой теории. После такой "возгонки" остается "сухое вещество" в виде базовых постулатов, на которых и основывается теория. Их достоверность, по большому счету, самой теории безразлична. Ей нужно быть "уверенной" в их логичности, необходимости и достаточности. Другими словами, в них должно быть все и ничего лишнего. Все остальное строится в рамках самой теории по ею же определенным правилам с помощью ее собственного инструментария (или языка).
    Вот такой мне представляется структура науки, ее "архитектоника". Понятно, что "в жизни" все может выглядеть несколько иначе. Это - только схема. По этой схеме может показаться, что науке нет дела ни до чего, кроме самой себя, что это своеобразная "игра в бисер". И так я себе это и представляю. Дело лишь в том, что наука - часть культуры, которой и нужна именно такая "игра в бисер".
    А теперь можно вернуться к моим "предварительным допущениям". Что произойдет, если они окажутся "неверными"? Все дело заключается в том, о чем мы говорим. Если речь идет о теории, то ничего страшного не произойдет. Если "предварительные допущения, которым придана форма дефиниции" (Гегель) по тем или иным причинам, внешним по отношению к теории, отвергаются, значит, речь идет о "других" вещах, о другой теории. Есть надежда, что, отвергнув одни допущения, на основании других Вы построите иную теорию, описывающую иную реальность, иные уже закономерности. И эта новая теория будет иметь другую "область применения", но проверяться (приниматься или опровергаться) будет по тем же принципам. Если речь идет об учении, то оно рискует вообще рухнуть как учение, потеряв свою привлекательность и убедительность для своих последователей. Субъективная составляющая учения слишком высока. Большое значение там имеют "вненаучные влияния" - личный опыт, культурные (в том числе и политические, и религиозные) предпочтения, авторитет создателя и адептов и т.п. Наука не может вынести такой груз субъективности, поэтому она и пытается его минимизировать насколько ей это под силу, заменяя учение теорией.
    "Можете ли вы это доказать?" Конечно, нет. Все, опять же, зависит от того, о чем идет речь. И теория и учение имеют различные механизмы или алгоритмы вывода, обоснования и доказательства. Каждую операцию приличествует выполнять своим инструментом. И если теории нет никакого дело до Вашего душевного равновесия, то в учении состояние души может играть ключевую роль в определении "допустимости" и "доказательности". Ничего страшного в этом нет, и наука от учения требует лишь ОСОЗНАНИЯ этой степени "субъективности" и всемерного ее уменьшения.